Широко открытое небо - Алексей Стравинский
— Нам придётся скакать верхом. То место, куда нам нужно отправиться, не имеет дороги. Повозка там не пройдёт.
— Как скажете.
Путники вышли с вокзала. Рядом с ним раскинулся вид на старинную сельскую местность, что богата особым колоритом горной жизни.
Это время было по — своему прекрасным. Двадцатый век воспитывал людей иным образом. Здесь время ещё могло держать людей в более крепкой хватке, не позволяя им ослабевать духом.
Многие местные без стенания таращились на столь утончённого для здешних мест мужчину. Райогнам следовал за Патриком. Пройдя через вокзальную площадь, мужчины добрались до своих лошадей. Ловко оседлав их, они покинули меленький город в аккурат под полуденный звон башенных часов.
Путники двигались без остановок. Разговоров на лишние темы не было. За всю поездку Патрик лишь несколько раз предупредил Райогнама о том, что впереди опасный участок дороги.
— Здесь будьте внимательнее, прошу Вас.
К вечеру лошади утомились. К счастью для них весь предстоящий путь — конкретно для них — был пройдён. Суша закончилась. Впереди была бескрайняя гладь северных вод.
— Я думаю, что отдохнуть можно будет в каюте. Как вы относитесь к плаванию? — спрашивая это Патрик интересовался тем, не станет ли Райогнаму дурно от морской качки.
— Справлюсь, уж не беспокойтесь! — ответил тот.
Патрик услышал не совсем тот голос, который приветствовал его на вокзале. Но, ведь они не разговаривали так долго, а перед этим не разговаривали никогда. Может быть голос его и не отличался от дневного.
Быстро утихшее волнение не сошло бы на ноль так скоро, если бы в свете масляной лампы Патрик успел увидеть кое — какие интересные изменения во взгляде Райогнама.
Сославшись на усталость, Райогнам попросил Патрика провести его в каюту. Последнее, о чем он попросил показалось уж чрезмерно странным.
— Поутру занимайтесь тем, чем должны, чтобы не произошло.
Снова этот голос.
Не дождавшись ответа, Райогнам закрыл дверь каюты.
Патрика всё это начало раздражать и настораживать. Перед ними важная задача. Всё должно пройти гладко. Всё должно быть исполнено, иначе она не даст себе жить. На сей раз он успокоил себя тем, что этот человек и не должен быть простым, таким, как все. Учитывая чего от него ждут, он вполне может оказаться совсем странным.
Поздней ночью, под яркими звёздами над водной бесконечностью воды резало небольшое парусное судно. В одной из его кают спал Райогнам, но внутри него был душераздирающий вопль, который никто никоим образом не смог бы услышать.
— Тварь, ублюдок! Немедленно убирайся! Оставь меня! Только погоди у меня! Я из тебя все твои кишки вытащу и туго обмотаю их вокруг твоей шеи! Кто ты, а? что здесь происходит?
Эти вопли продолжались пару — тройку часов, пока путник не проснулся. Он едва приоткрыл глаза.
— Закрой рот, — отрезал он не своим голосом и снова погрузился в сон. После ночь была такой тихой, что Райогнам сквозь сон слышал плеск воды. Когда он начинал вслушиваться чуточку старательнее — до него доносились даже хрустальные звоны звёзд. Они нагоняли на него сон.
Как же я устал.
Он несколько часов спал крепким сном, проснулся незадолго до рассвета. Когда в дверь каюты постучали — его там уже не было.
4
— Мистер Райогнам, мы почти прибыли.
В ответ ни звука. Патрик переглянулся с стоящим с ним у двери юным моряком.
— Вы меня слышите? — продолжал тот.
Каюта хранила молчание. Было принято решение взламывать дверь. Многим до этого стало ясно, что в каюте никого нет. Так оно и было.
— Вот так дела, — выдал один из моряков. — Как же так?
Патрика снова охватило волнение.
— Как такое возможно?
Каюта была всего ничего по размерам. Только небольшая кровать и крошечный стол. Единственное, что мог сделать молодой моряк, так это заглянуть под кровать. Этого можно было бы и не делать. Туда едва протиснется небольшой чемодан.
— Что сказано. Сходим на берег. Делаем то, что должны.
Хмуро ответил Патрик и был таков.
Находившаяся на судне женщина была в смятении. Чудо, что им удалось отыскать человека с соответствующими мольбам умениям, как вдруг он исчез. Патрик её немного успокоил, высказал свою мысль о том, что такого рода человек вполне может выдавать подобные вещи.
— Он сказал, чтобы поутру мы делали всё то, что должны, понимаете? Он даже намекал на то, что может произойти что-нибудь подобное.
— Пусть так и будет, — с отчаянием произнесла Амелия.
Женщина сидела на скамье. Полностью облачённая в чёрное. Её морщинистое лицо ярко описывало внутренний мир женщины, что потеряла дитя. От горя её некогда ярко — зелёные глаза казалось выплакали все слёзы, что только можно. От этого они стали темнее и яркость в них осталась лишь в виде боли.
Из под обматывающего голову чёрного платка проглядывали пряди медно рыжих волос, поверх которых уже давно расползалась преждевременная седина. Но, несмотря на всё это, женина не утратила своего стойкого благородства и глубокой мудрости, которой была наполнена её внешность и нутро.
Нет никаких сомнений в праведности и благородности Амелии, если на её нескончаемые мольбы ответили. Быть может ей только повезло, что в эти времена рядом был тот, кому по силам заглянуть в глаза смерти. Здесь имеется ввиду заглянуть в глаза смерти буквально. Во всякие времена на земле находились ангелы, но не многие из них были способны на такое.
Корабль подошёл к берегу настолько близко, насколько это было возможно. Патрик, двое матросов и Амелия пересели в лодку. Женщина, как и все остальные почувствовали бег мурашек по коже. Сначала от того, что они увидели на берегу человека, который должен бы там быть, а второй раз тогда, когда лодка подобралась к берегу ближе и люди увидели, что на берегу их ждёт не совсем человек…
Нос лодки легонько вонзился в мокрый песок. В нём была вся береговая линия, которая уходила по побережью за километры. По нему растекались волны — слегка пенящиеся, невысокие. Вокруг, тем не менее, было ощутимо ветряно и сыро. Песок шёл вверх под некрутым углом. Уже через без малого сотню метров от холодной воды понемногу начинала расти трава, поверх которой гордо и прямо, словно монумент стоящий здесь уже тысячи лет стоял Гость. Ветер трепал его безукоризненно чёрную мантию. Из всех собравшихся здесь лишь его кожа сохраняла покой. Белоснежная, идеально гладка, не реагирующая ни на холод, ни на пламя, ни на радость, ни на грусть. На его лице зияла
